Источник: Юлия Старинова, для Радио Свобода
«Учитель, заявляющий: «Сталин был эффективным менеджером», и учитель, который говорит: «Сталин был кровавым убийцей», делают, по сути, одно и то же: требуют записать и запомнить, вместо того чтобы научить работать с информацией и размышлять», – говорит Тамара Эйдельман.
Заслуженный учитель России, заведующая кафедрой истории московской гимназии №1567, член правления Московской ассоциации учителей истории Тамара Эйдельман провела в Красноярске семинар «Из опыта преподавания трудных страниц истории».
«У нас происходит возмутительное замалчивание правды»
– Тамара Натановна, «трудные страницы истории» – это какие? Или для каждого времени они свои – те, о которых сложно говорить именно здесь и сейчас?
– Все темы трудные. Легких не бывает, на каждую можно посмотреть под определенным углом. Сейчас трудно говорить о сталинских временах и о советском времени вообще. У нас происходит возмутительное замалчивание правды о том периоде, идет под шумок реабилитация Сталина, сокрытие масштабов репрессий, их оправдание. На телевидении один за другим выходят сериалы с прекрасными, бравыми энкавэдэшниками. И дети должны, по крайней мере, знать, что об этом периоде существуют разные мнения. И обладать информацией – о количестве жертв, о том, что совершалось в то время. Это нелегко – противостоять телевизору. Но этому и надо учить – умению думать.
– Если сравнивать наше время и, например, 90-е годы – когда было легче работать?
– Конечно, в 90-е. Тогда появилось огромное количество новой исторической информации, она была на слуху, и это было чрезвычайно интересно всем, подросткам в том числе. Сейчас время глухое – и интерес к истории идет на спад. А в тот период вообще все очень быстро менялось, поэтому интереснее было узнавать и наблюдать. И в целом свободы было больше.
– Фильмы про замечательных энкавэдэшников вряд ли появились бы, не будь определенного государственного заказа, пусть негласного. В школе он тоже ощущается?
Идет под шумок реабилитация Сталина, оправдание репрессий
– Конечно, не существует таких документов, никто сверху никакие директивы на этот счет не спускает. Это просто носится в воздухе. Я помню, какой ужас был, когда несколько лет назад Александр Филиппов написал учебник, в котором говорилось, что Сталин – эффективный менеджер. Ту фразу из учебного пособия (после бурных обсуждений и возмущения) в итоге убрали. Но сейчас она как нечто ужасное обществом уже не воспринимается. В нынешних школьных учебниках что-то написано про сталинские времена, про то, что репрессии были. Но это безликие учебники. А когда ты смотришь телевизор – вот он, такой красивый человек в форменной фуражке с красным околышем… А учебник скучный. Адекватная реакция школы на происходящее может быть одна – дать детям материал для размышлений.
– Тут вопрос, насколько дети сами готовы и способны к разговору на «трудные» темы, насколько это им нужно и интересно. А то ведь все чаще кажется, что нынешние молодые «Вторую мировую уже немного путают с Троянской»…
– Мой пример, наверное, не самый характерный, потому что я работаю в очень хорошей школе, в гуманитарных классах, с детьми, которых отбирали по конкурсу. Конечно, они готовы к таким разговорам. Они сами нацелены на получение гуманитарных знаний, у них, очевидно, и дома говорят на эти темы. Поэтому мне проще, чем другим учителям. Хотя и у меня есть ученики, которые ничего про это не знают и знать не хотят.
– В советской школе даже двоечник точно знал, что «декабристы разбудили Герцена. Он развернул революционную агитацию», ну и пошло-поехало. То есть представления о некой последовательности событий и неких исторических закономерностях школа вроде бы давала тогда любому. Сейчас с этим как?
Сейчас время глухое – и интерес к истории идет на спад
– Про последовательность событий и исторические закономерности мои коллеги и сегодня говорят. Но на самом деле главная наша задача – научить детей работать с фактами. Сейчас, когда информации все больше, лживой в том числе – да неважно, любой, – надо как-то справляться с этим потоком. Не все наши ученики будут учеными-историками. Но все они будут жить в мире, где есть телевизор, интернет, реклама и много всего другого. И они должны анализировать то, что видят и слышат, сопоставлять факты и источники. Учитель, который заявляет: «Сталин был эффективным менеджером», мне очень не нравится. Тот, кто заявляет: «Сталин был кровавым убийцей», мне нравится больше, но на самом деле эти учителя делают одно и то же. Они говорят – «запишите», «запомните, что я вам скажу», вместо того чтобы дать детям пищу для анализа.
У меня есть определенные взгляды, дети прекрасно их знают, они читают мой Facebook, могут задать мне любой вопрос, и я отвечу. Мне иногда трудно сдерживаться и не диктовать им свое мнение, но я стараюсь. И мысленно ставлю себе плюсики в ситуациях, когда, например, отдаю ученику работу, в конце которой написано «Омерзительно!» и при этом стоит пятерка. Идеи, которые в этой работе высказывались – они действительно были омерзительны. Но поданы обоснованно, убедительно, логично. Конечно, все это не улучшило моих отношений с тем учеником, но мы и не можем дружить со всеми.
«История – это про людей»
– Что на практике это значит – работать с информацией на ваших уроках?
Идеи, которые в этой работе высказывались, действительно были омерзительны. Но поданы обоснованно, убедительно, логично
– Мой голландский коллега однажды сказал: «Ты их спроси для начала, о чем текст, который они сейчас читают. Услышишь много интересного». Еще чрезвычайно важно научиться отделять факты от мнений. Вот есть факт: первая пятилетка была в такие-то годы, вторая – тогда-то, построили столько-то. А вот карта строек первых пятилеток. И это тоже факт. А если взять карту лагерей того же времени (опять же факт!) и наложить на нее карту пятилеток – это даст представление об использовании подневольного труда в тот период. Или вот текст, взятый мною с сайта «Великая страна СССР». Тоже про пятилетки. Автор использует определения «самоотверженный труд», «ликвидировать отсталость». Наум Ясный, американский экономист, пишет о тех же цифрах и фактах. Но он стремление «выполнить и перевыполнить» называет «ничем не сдерживаемой вакханалией». А вот текст Дмитрия Хмельницкого – он, рассуждая о пятилетках, употребляет выражения «патологический», «закабаление», «исключительная жестокость». Факты одни – оценки разные.
По-разному писали о строительстве Беломорканала Горький и Солженицын. И даже сфотографировать одну и ту же стройку можно по-разному. Если по-другому выстроить композицию – эффект от увиденного будет принципиально иной. Картинка – это ведь инструмент с невероятной мощью воздействия. Можно поразмышлять и о том, к какой фотографии подойдет отрывок из Горького, а к какой – из Солженицына…
– То есть вы на своих уроках сопоставляете источники, в которых дается кардинально разная оценка одного и того же явления?
– Да. Это хорошее упражнение и на развитие мышления, и на умение формулировать свою мысль, используя имеющийся материал. Иногда прошу ребят перечислить доводы за и против того или иного явления – тех же первых пятилеток. И здесь нет никаких «правильно» или «неправильно» – главное, дети должны понять, что они имеют право на собственное мнение и должны уметь его обосновывать. Конечно, я даю информацию, которую они нигде, кроме как от меня, не получат.
Но все-таки в первую очередь моя задача – чтобы они учились ее анализировать. Я очень люблю показывать своим ученикам картинку, где рядом находятся отец истории Геродот и Шерлок Холмс. В историке есть много от детектива. Ему важно понять – насколько действительно осведомлен тот или иной свидетель, говорит ли он правду, или заблуждается, или знает о случившемся лишь частично. И задача историка, как и детектива, выстроить эти кусочки в единую картину. Принципиальное отличие – Шерлок Холмс всегда в итоге прав. А на те факты, с которыми работал историк, потом могут взглянуть по-другому. Или же откроется нечто ранее неизвестное.
– А эмоциональная оценка фактов и событий со стороны самого историка-«детектива» допустима?
– На сегодняшнем семинаре мы читали воспоминания В. Я. Шидека – бригадира, работавшего на Кузнецкстрое. Он с гордостью рассказывает о небывалых темпах работы, о самоотверженном труде своих товарищей. И о том, как злились на них французские инженеры, работавшие там же. Например, потому что бетон лили на морозе, а поскольку печей не было, гравий обливали кипятком:
«Бетон ложили (так в документе. – СР) на перемычки, а чтобы не промерзали фундаменты, накрывали кошмой, паклей и бетонировали». То есть откровенно нарушали технологию, но Шидек и об этом говорит как о достижении. А заканчивается рассказ Шидека тем, что его трехлетний сынишка, оставшийся дома один, умер от голода и холода, а отец узнал об этом только на пятый день – так был занят на стройке: «А трупик уже начал пахнуть». О своих чувствах он при этом ничего не говорит. Но можно ведь представить, что он чувствовал. Или подумать, какой видели ситуацию те самые французские инженеры. Может быть, попробовать описать ситуацию с их точки зрения? Все это помогает понять, что взгляды у людей разные, и развивает очень важные для жизни умения: слышать другого человека, ставить себя на его место, правильно спорить (чего мы в большинстве своем не умеем, а сразу переходим на личности). В нашем преподавании вообще очень часто теряется человек. А история – это в первую очередь про людей, причем про очень разных.
«Мы живем в ситуации многостороннего жлобства»
– Этой весной на лекции в «Ельцин-центре» вы упомянули, что и родители, и дети воспринимают школу как инструмент подавления и унижения. Почему это происходит? Может ли один учитель что-то изменить в этом плане?
– Конечно, каждый учитель отвечает за себя. Как и каждый родитель и ученик. Сейчас мы живем в ситуации даже не обоюдного, а многостороннего жлобства. Дети хамят учителям, родители и учителя – друг другу, учителя давят на детей… У нас был замечательный директор, сейчас уже покойный, который говорил: школа не может быть островом. В ней мы видим то же, что везде в обществе.
– Система воспроизводит самое себя?
Нет никаких «правильно» или «неправильно» – дети имеют право на собственное мнение
– Конечно, люди приходят в общество через школу и все, что в ней получили, несут с собой. Конечно, ситуация меняется личным усилием каждого. Но все же, если говорить о школе, многое зависит и от руководства. Вы заметили, что в большинстве магазинов, особенно крупных, в последнее время перестали хамить клиентам? Потому что продавцы знают: если это сделают – их выгонят. Дедовщину в армии очень тяжело искоренить, но если старшие офицеры покажут, что она недопустима, подобные явления будут сведены к минимуму. То же и в школе: если директор и завуч не допускают хамства со стороны детей, родителей, учителей – всем будет легче.
– Это давление, о котором вы говорили, в прежние годы было сильнее или слабее?
– В последнее время появилось множество технических новшеств – у меня есть, например, интерактивная доска, можно интернет использовать в работе, и это замечательно и очень удобно. Дети больше видят, путешествуют, читают. Но бюрократическое давление, я считаю, сейчас сильнее, чем было даже в советское время, и оно только возрастает. Учителей преследует какое-то невероятное количество бумажек, отчетов, а собственно на работу, на творчество времени нет. Чтобы уйти от этой ситуации, должна быть изменена вся система образования. Конечно, это не единственная вещь, которую стоит сделать, – одно лишь это проблему не решит. Но вот пример Финляндии, в которой практически нет органов управления образованием (кроме национального министерства). И у них самое передовое образование в мире. Больше самостоятельности и свободы школам, директорам, учителям – это могло бы изменить ситуацию и в российском образовании. Хотя, конечно, в этом случае и ответственности у них будет больше.
Источник: Юлия Старинова, для Радио Свобода
