Источник: EU vs Disinfo
Наталья Гуменюк — украинская журналистка и автор книги «Потерянный остров», вышедшей в Киеве в феврале 2020 года.
«Потерянный остров» — это сборник крымских репортажей Натальи Гуменюк за последние шесть лет, прошедшие после неправомерной аннексии Россией украинского полуострова. Книга вышла на украинском языке, переведена на русский и доступна в электронной версии (на украинском; на русском).
В этом эксклюзивном интервью EUvsDisinfo Наталя Гуменюк рассказывает о своей книге, о проблеме дезинформации и пропаганды в оккупированном Крыму и о том, как со временем менялось общественное — и ее собственное — восприятие аннексии.
Наталья Гуменюк специализируется в области международных отношений и освещения конфликтов. С 2016 по 2020 год она была главой Громадского телевидения — независимого СМИ, созданного во время Евромайдана.
Тихая боль
– Почему вы решили написать книгу на эту тему?
– Именно с ответа на вопрос иностранной журналистки «зачем ты пишешь эту книгу» она и начинается.
Я оказалась одним из немногих украинских и иностранных журналистов, которые с самого дня так называемого «референдума» на протяжении последующих лет ездили в оккупированный Крым.
Общаясь с максимально разными крымчанами – проукраинскими, пророссийскими, пенсионерами, предпринимателями, семьями политзаключенных, – я параллельно наблюдала, как украинское, российское и западные сообщества, по сути, смирились с аннексией.
Это вроде как не горячая точка, а значит, «с Крымом можно повременить». Но именно слова «мы до конца не знаем, что там происходит», на мой взгляд, и являются оправданием бездействия. Если захотеть – можно узнать.
Складывая свои репортажи в книгу, я чувствовала, что, раз уж мне посчастливилось услышать так много голосов аннексированного Крыма, голосов тех, кто поделился своими историями, я обязана их пересказать. Как и обязана пояснить, что боль аннексии, может быть, и тихая, но от того она не менее важна.
«Потерянный остров» вышел на украинском языке, переведен на русский и доступен в электронной версии (на украинском; на русском).
Можно найти, если постараться
– Книга называется «Потерянный остров». Кто, по-вашему, потерял Крым? И почему?
– В украинском языке есть два разных слова – «потерянный» («загублений») и «утраченный» («втрачений»). Я пишу про «потерянный», тот, который можно найти, если постараться.
Первые главы, действие которых происходит в марте и мае 2014-го, описывают шок, сумятицу в которой происходила оккупация Крыма: Майдан, начало войны на Донбассе. И тогда «потеряли» Крым не только украинские власть, общество и сами крымчане, но и Запад, который выжидал.
В меньшей степени я говорю об истории Крыма до аннексии, но затрагиваю и эту тему. В других главах – а в книге описаны события вплоть до 2019 года, кажется – я показываю, что ментально Крым непонятно где – он потерян для всех. Он словно точка на карте, которая судорожно «исчезает» и появляется снова.
Невыполненные обещания
– Влияет ли прокремлевская дезинформация на повседневную жизнь в Крыму? Если да, то как именно? Изменилось ли со временем отношение крымчан к пропаганде?
В книге есть пример, как два соседа спорят о том, есть ли у них в деревне подземное озеро («ведь тогда Крыму не нужна вода с материковой Украины»). Озера нет, но этот сюрреалистический спор между живыми людьми – реальный.
Во время аннексии людям обещали конкретные вещи – скажем, что студентов вузов, которые платят за обучение, переведут на бесплатное. Этого не случилось. Обещали, что никак не поменяется ситуация для учителей украинского языка – де-факто его не преподают. Многое оказалось неправдой.
Через пять лет после российской незаконной аннексии Крыма Наталия Гуменюк вернулась проведать тех героев своих репортажей, чьи истории она рассказывала в течение первых нескольких месяцев оккупации. Документальный фильм об этом доступен на YouTube.
Но есть более жуткий пример. До оккупации в Крыму было 800 пациентов заместительной терапии (которым выдают в больницах метадон). Им тоже обещали, что ничего не изменится. Однако в РФ заместительная терапия для наркозависимых запрещена, так что программу сразу закрыли. Весной 2014 года люди молили о помощи.
Вернувшись в Крым в 2019 году, я узнала, что многие из них умерли. Речь даже не о десятках людей, их куда больше. Смерти участников засекречены. Наркозависимые перешли на уличные наркотики.
В России очень жесткое антинаркотическое законодательство, так что об этом боятся говорить. Это конкретный пример того, что люди просто погибли. Их обманули. Не спасли и не спасают.
Из чудесного курорта — в зону замороженного постсоветского конфликта
– Можете ли вы выделить в общей дезинформации вокруг Крыма какой-то особенный мотив, с которым, как вам кажется, важно бороться в первую очередь?
Первое – что в Украине – коррупция, а в России коррупции нет. Там не защищали Януковича, а наоборот настаивали, что все украинские президенты такие же, как он.
Пугают «загнивающим западом», тем, что в ЕС жизнь хуже. В то же время скажу, что любое послабление санкции или какой-то визит бывшего депутата из европейской страны, по сути, расценивается как знак того, что «мир признал Крым частью России».
Кроме того, Украину часто изображают территорией войны. На это делается сильный упор, и эта стратегия правда работает.
Пугают войной на Донбассе. Даже на службе в единственной украинской церкви (теперь уже закрытой) некоторые пришедшие спрашивали у меня, «не страшно ли мне в Киеве».
Россия оправдывает аннексии тем, что Кремль вкладывает деньги в Крым (и это действительно так, хотя Крым из чудесного курорта превращается скорее в стандартную зону замороженного постсоветского конфликта, как Абхазия или Приднестровье).
Это и есть главное оправдание аннексии. Но признать такое (а я сама слышала такие вопросы от западных журналистов) – по сути признать, что всякое государство чуть побогаче имеет право захватить территорию любого другого государства чуть победнее.
Отмечу еще демонизацию крымско-татарского населения как потенциальных террористов. В Крым переводят силовиков с Кавказа, мусульманских районов РФ, которые, по сути, на пустом месте применяют практики «борьбы с исламским радикализмом» из тех регионов, где с ним действительно сталкивались. В Крыму никогда не было совершено ни одного теракта. Но по экстремистским сфабрикованным делам в тюрьмах сидит около 70 крымских татар.
Воскрешение худших страниц истории
– Как частые поездки на полуостров и работа над книгой повлияли на ваше собственное восприятие аннексии?
– Меня всегда интересовало то, что, несмотря на все громкие слова про права человека, вопрос защиты отдельных людей даже сегодня вторичен. Оккупация Крыма Россией показывает еще ярче, что понятие безопасности человека (human security) в 21-ом веке менее приоритетно, чем геополитика.
Я не из Крыма, не с Донбасса, но, работая и там, и там, я все больше понимаю, что различий между этими регионами меньше, чем принято считать. Региональные особенности нельзя отбрасывать, но с ними стоит быть осторожнее.
Я пошла в школу уже в независимой Украине, росла в обществе, где со времен Второй мировой никогда не было войны. То, что конфликт создавался на ровном месте перед нашими глазами — это трагический опыт.
Я не могла представить, что «ссылка в Сибирь» — это не что-то из учебников 19-го века или ГУЛАГа, а то, что происходит с моими ровесниками здесь и сейчас. Я не могла представить, что тот самый украинский язык может быть уже признаком диссидентства, как в СССР.
Аннексия Крыма показала мне, что просто так на виду у всего мира можно вернуть целую территорию в прошлое, воскрешая худшие страницы истории.
Больно, что ты несвободен в своей стране
– Как вам, украинскому журналисту, работалось в Крыму? Сталкивались ли вы с какими-либо препятствиями? Если да, как вы их преодолевали?
Работать, безусловно, нужно осторожно, не привлекая внимания – прежде всего, чтобы не подвергать риску своих же героев. Конечно, больно, что ты несвободен в своей стране, более того, к тебе относятся, как к стороне конфликта.
Но я работала как журналист в Ираке, Иране, на Ближнем Востоке, так что мне есть, с чем сравнивать, и я скажу, что дома все-таки работается проще. Я знаю Крым лучше большинства россиян, разговариваю, как все крымчане, без явного московского акцента. Мне проще раствориться и найти общий язык с людьми.
Нужно не обобщать, а разбираться
– Вы освещали Арабскую весну как писатель и журналист. С точки зрения дезинформации, видите ли вы сходство между ситуацией в Крыму и на Донбассе с одной стороны и на Ближнем Востоке с другой?
И там, и там я вижу, как дезинформация зиждется на всевозможных конспирологических теориях. Главная – мировой сговор, и то, что «за нас все решено», а значит отдельная личность ничего не значит.
Очень похоже то, как авторитарные режимы не просто создают альтернативную реальность в медиа, но делают все возможное, чтоб доказать свои намерения действиями.
Я освещала начало войны в Сирии и помню, как режим Ассада пытался доказать, что против него выступают террористы, хотя все начиналось иначе. Мы знаем, к чему это все привело.
Кремль хотел внушить: «не выходите на Майдан, иначе будет война», но в результате сам начал войну.
Я все-таки добавлю, что дело не только в пропаганде, но и в присутствии российской армии в Крыму и на Донбассе. БУК, сбивший МН17–- не оружие дезинформации, а просто оружие. Во время аннексии в города вошли военные, а не просто Киселев выступал по телевизору.
Если же говорить конкретно о дезинформации, то я, еще работая в Египте в 2013 году, видела, как появились визуальные фейки – видео и фото. То есть, люди склонны были верить видео больше, ведь его не «подделаешь», но оказалось, что подделать его очень легко.
Еще нужно понять, что все кампании очень точечные. К каждой группе населения свой подход. Религиозных пугают «гейропой», ностальгирующих по СССР – западным капитализмом, кого-то коррупцией, других – войной. А значит, и чтобы защитить людей и защититься самим, нужно не обобщать, а разбираться.
Источник: EU vs Disinfo
