Широко известно, что День Победы – наиболее популярный праздник в современной России. Если не считать Нового года, который называют самым важным 80% российских граждан, дней рождения близких и знакомых (44%), собственного дня рождения (42%), то 9 мая стоит первым в ряду календарных праздников (41%). Пасху назвали важным праздником лишь 27% опрошенных, 8 марта – 19%, Рождество – 15%, 23 февраля – 10%, 1 мая – 7%.
Существенно, что для людей старшего поколения День Победы (54%) стоит на втором месте после Нового года (84%), а для молодых людей на второе место после Нового года (88%) выходит собственный день рождения (63%). Если говорить в целом, то наивысшая важность Дня Победы сохраняется для старшего поколения и самых бедных; для людей в возрасте 40–54 лет он важен для трети опрошенных, у наиболее зажиточных – для четверти.
В какой мере это «праздник со слезами на глазах»? Соотношение «радость» и «скорбь по поводу миллионов погибших» составляет 3 к 1 у старшего поколения и 5 к 1 у молодых. Сообщает, что кто-то из близких родственников погиб в годы Великой Отечественной войны, 52% россиян, что пропал без вести – 20%. Ничего не знают или не могут сказать о понесенных их семьей жертвах в среднем 22%, но среди старшего поколения таких 9%, а среди молодых 49%.
Память о жертвах уходит. Для россиян День Победы – прежде всего праздник славы, а не поминовения жертв и даже не осознания материальных плодов Победы. На вопрос, какие страны лучше всего сумели воспользоваться итогами Второй мировой войны, россияне отвечают: США (42%) и лишь затем СССР/Россия (38%) (на третьем месте, между прочим, Германия –- 18%). В глазах молодых людей значимость Победы в этом отношении ниже, об этом говорят 29%, тогда как среди старших – 44%.
Страна готовится отпраздновать Победу в той великой войне, участвуя в войне малой. Впрочем, по этому поводу в массовом сознании обнаруживается явное противоречие. На вопрос, есть ли сейчас на Украине российские войска, не дают ответа почти 20%, среди остальных соотношение говорящих «да» и «нет» равно 3 к 5, а среди наиболее зажиточных (и наиболее решительно высказывающихся – почти 1 к 1). На еще более прямой вопрос: ведет ли сейчас Россия военные действия против Украины, «нет» отвечают три четверти, «да» – одна шестая, а среди зажиточных – почти треть.
Таковы данные массовых опросов «Левада-центра». Моя же профессия – качественные социологические исследования, в основном я занимаюсь проведением так называемых фокус-групп.
На нескольких групповых дискуссиях обсуждался вопрос об участии/неучастии нашей страны в войне на Украине. Результаты качественных исследований позволяют иначе посмотреть на приведенные выше количественные данные. Как и в массовом опросе, лишь меньшинство открыто признает участие России в военных действиях в соседней стране. Но остальные не говорили столь же уверенно «нет», а уходили в формулировки «официально – нет», «нам говорят, что нет», наконец – и это главный ответ: «мне хочется думать, что нет».
Респонденты понимают, что ответ на такой вопрос есть по сути проверка их лояльности действующей власти. Сегодня эта лояльность высока, она сама по себе представляет для большинства россиян очень значимую ценность как едва ли не единственное средство приобщения к большинству, ко «всем». Поэтому об участии в этой войне говорят то, что является, по мнению отвечающих, официальной позицией России. При этом они уверены, что озвучивающий такую позицию национальный лидер, может думать иначе. И они точно так же поступают вместе с ним. Сказано: «гибридная война» – война, которая и есть и нет. Ей соответствует гибридное сознание – двоемыслие.
Подобное двоемыслие – непростое состояние для сознания отдельного человека. Для сознания массового, как структуры менее сложной, оно более тягостно. Этот внутренний конфликт, если угодно, когнитивный диссонанс, не имея возможности прямого разрешения, требует опосредованного выхода, совершаемого переносом на другие смысловые конструкции. На фокус-группах это видно при разговоре о том, какие опасности могут угрожать нашей стране в перспективе ближайшего десятилетия. Люди готовы представить себе войну как возможную, а то и как неизбежную перспективу нашей жизни, и такие свидетельства имеют массовый (по масштабам качественных исследований) характер.
Массовое ожидание войны выявляется очень четко, а вот какой войны – гражданской, мировой, локальной, – в этом определенности не было. Все равно, главное – война. При этом ясно – это не проявление страха, связанного с тем, что конфликт на Украине перерастет в большую войну. Такая вероятность обсуждалась и была признана незначительной. Настоящих признаков страха, собственно, и не было, разве что его имитация: полагается говорить о войне с интонациями страха, вот и говорили. Напротив, было обнаружено если не влечение к войне, то ее символическое закликание. Стало ясно, что эта воображаемая война нужна, она функциональна. Но кому и зачем?
Потребности в войне есть у элит. Опасно, что война представляется наилучшим или единственным выходом для нескольких элитных групп, имеющих во многом конфликтные интересы. Они сходятся на войне так же, как сходятся на Путине. Отсюда распространенные догадки: Путин – это война, Путин хочет войны. К сожалению, этим элитам нужна настоящая война, пусть не мировая термоядерная, но настолько серьезная, что под нее списываются грехи, долги, деловые и трудовые конфликты, нераскрытые преступления. Эти элитные настроения проникают в масс-медиа, оттуда – в публику. Возможно, что развернувшиеся там заигрывания с идеей войны послужили средством ее детабуирования[1]. Как бы то ни было, не элиты и не медиа создают тот феномен массового провозвещения грядущей войны, который мы наблюдали на фокус-группах.
У широкой общественности есть свои причины для влечения к войне. К счастью, ей достаточно символической войны, воображаемого конца света, которые служат отнесенному в будущее разрешению ценностных конфликтов, которыми переполнен гибридный дискурс как феномен гибридной войны. Речь идет об упомянутом двоемыслии в вопросе о войне на Украине и роли России в ее развитии. Официозная, властная трактовка происходящего – а именно: РФ не является одной из сторон в этом конфликте, – этот возвышающий нас обман, признается первой правдой, описанием сущего как должного. Правда, второй вариант, о котором догадываются, который знают (наша страна участвует в этой войне), вытесняется на нижние этажи массового сознания, которое, вообще говоря, является отражением социальной структуры, актуальной статусно-ролевой структуры общества.
В этой структуре есть место «пятой колонне» – не согласной с властью части общества, загнанной в подвальный этаж. В этом подполье сознания находится теперь дискурс оппозиции, ее правда о происходящем. Политический конфликт власти и оппозиции повторяется в массовом сознании как конфликт дискурсов, как борьба двух правд. Это тягостное для массового сознания состояние.
Война – с ее законами чрезвычайности, отменяющими повседневный порядок вещей, – способна отменить этот разлад, способна избавить от постоянно звучащего шепота совести. Воображая войну, люди воображают и переживают это избавление. Участие своей страны в настоящей войне на Украине отрицается, но признается внутренне. Чтобы избавиться от возникающего конфликта, связанного с настоящей войной, люди призывают войну вымышленную, войну-игру. По этой причине им не важно, что это за война и с кем она. Во всех случаях, впрочем, считается, что это косвенным образом есть сражение с Америкой, которая всегда стоит за теми, с кем мы воюем. Даже если это гражданская война, в которой против сторонников Путина выступают его противники, за спиной последних стоят США. Поэтому масштаб такой войны всегда глобальный, мировой. Только такая война способна выполнить предназначаемую ей роль очистителя сознания и совести. Это война, про которую надо сказать, что ее никогда не будет, и – это столь же верно – что в массовом сознании она уже идет.
[1] Ср.: блицкриг в августе 2008 года отметился взлетом рейтинга Путина, а также ростом антиамериканских и антигрузинских настроений, но теперь он забыт и не помнится под заголовком/тегом «война».
Источник: Алексей Левинсон, Новое литературное обозрение
